Введение к «Истории русской интеллигенции. Русская интеллигенция — кратко об истории и проблемах Федеральное агентство по образованию

"Отцом" российской интеллигенции можно считать Петра I, который создал условия для проникновения в Россию идей западного просвещения. Первоначально производством духовных ценностей занимались в основном выходцы из дворянского сословия. Первым русским интеллигентом был Радищев, автор "Путешествия из Петербурга в Москву". Слова Радищева: "душа моя страданиями человеческими уязвлена была" конструировала тип русской интеллигенции. Во время появления книги Радищева Екатерина II была уже охвачена реакционными настроениями. Радищев был арестован, приговорен за свою книгу к смертной казни с заменой каторжной тюрьмой. Также был арестован и заключен в Петропавловскую крепость видный деятель русского просвещения XVIII века Новиков, мистик-масон, христианин и человек очень умеренных политических взглядов. Так встречено было образование русской интеллигенции русской властью. Но в XVIII веке русская мысль не была еще оригинальной. Только XIX век будет веком оригинальной мысли, веком самосознания. В 19 веке основную массу этой социальной группы стали составлять выходцы уже из недворянских слоев общества ("разночинцы"). Необычайно было одиночество русских культурных и свободолюбивых людей первой половины XIX века. Были культурные люди, но не было культурной среды. Масса русского дворянства и чиновничества была очень некультурна, невежественна, лишена всяких высших интересов. Это и была та "чернь", о которой говорил Пушкин. Образ Чацкого в "Горе от ума" изображает это одиночество лучших, наиболее умных и культурных людей того времени. В начале XIX века в эпоху Александра I Россия пережила культурный ренессанс. То был золотой век русской поэзии, эпоха мистических течений и движения декабристов. Русская душа готовилась к XIX веку, Но не было целостности и единства в русской жизни. Была пропасть между верхним культурным слоем русского дворянства, который тогда служил в гвардии, и средней массой дворянства. В этом верхнем слое были духовные и литературные движения, в нем подготовлялось движение декабристов, направленное к освобождению от самодержавия и крепостного права. Восстание декабристов, которое свидетельствует о бескорыстии лучшей части русского дворянства, было обречено на неуспех и было жестоко раздавлено. Главные деятели декабристского движения были казнены или сосланы в Сибирь Николаем I. Русские культурные люди полюбили бесконечные, ведшиеся по целым ночам разговоры и споры о мировых вопросах в небольших кружках, в салонах 30-х и 40-х годов. Первое пробуждение самостоятельной мысли и самосознания XIX века произошло в Чаадаеве, человеке исключительно одаренном, но почти ничего не написавшем. Первый русский историософ Чаадаев был офицером лейб-гвардии гусарского полка в отставке, подобно тому, как первый самостоятельный и самый замечательный русский богослов Хомяков был офицером лейб-гвардии конного полка. Чаадаев выступил решительным западником и западничество его было криком патриотической боли. Он был типичным русским человеком XIX века верхнего культурного слоя. Его отрицание России, русской истории - типическое русское отрицание. Его западничество было религиозным, в отличие от последующих форм западничества, он очень сочувствовал католичеству, видел в нем активную, организующую и объединяющую силу всемирной истории и в нем видел спасение и для России. Основным западным влиянием, через которое в значительной степени определилась русская мысль и русская культура XIX века, было влияние Шеллинга и Гегеля, которые стали почти русскими мыслителями. Творческая оригинальность религиозной и философской мысли обнаружилась у славянофилов. Они обосновывали миссию России, отличную от миссии народов Запада. Оригинальность славянофилов связана была с тем, что они пытались осмыслить своеобразие восточного, православного типа христианства, легшего в основу русской истории. Славянофилы и западники были враги-друзья. Герцен сказал: "мы подобны двуликому Янусу, у нас одна любовь к России, но не одинаковая". Для одних Россия была, прежде всего, мать, для других - дитя. Славянофилы и западники 30-х и 40-х годов принадлежала к одному кругу, спорили в одних и тех же салонах, которые видели битвы Герцена и Хомякова. Лишь позже они окончательно разошлись.

Массовое употребление понятия "интеллигенция" в русской культуре началось с 1860-х, когда журналист П.Д.Боборыкин стал употреблять его в массовой прессе. Сам Боборыкин объявил, что заимствовал этот термин из немецкой культуры, где он использовался для обозначения того слоя общества, представители которого занимаются интеллектуальной деятельностью. Объявляя себя "крестным отцом" нового понятия, Боборыкин настаивал на особом смысле, вложенном им в этот термин: он определял интеллигенцию как лиц "высокой умственной и этической культуры", а не как "работников умственного труда". По его мнению, интеллигенция в России - это чисто русский морально-этический феномен. К интеллигенции в этом понимании относятся люди разных профессиональных групп, принадлежащие к разным политическим движениям, но имеющие общую духовно-нравственную основу.

В русской предреволюционной культуре в трактовке понятия "интеллигенция" критерий занятий умственным трудом отошел на задний план. Главными признаками российского интеллигента стали выступать черты социального мессианства: озабоченность судьбами своего отечества (гражданская ответственность); стремление к социальной критике, к борьбе с тем, что мешает национальному развитию (роль носителя общественной совести); способность нравственно сопереживать "униженным и оскорбленным" (чувство моральной сопричастности). Благодаря группе русских философов "серебряного века", авторов нашумевшего сборника Вехи. Сборник статей о русской интеллигенции (1909), интеллигенция стала определяться в первую очередь через противопоставление официальной государственной власти. При этом понятия "образованный класс" и "интеллигенция" были частично разведены - не любой образованный человек мог быть отнесен к интеллигенции, а лишь тот, который критиковал "отсталое" правительство. Критическое отношение к царскому правительству предопределило симпатии российской интеллигенции к либеральным и социалистическим идеям.

Советское время - новый этап в развитии русской интеллигенции. Начиная с 1920-х, состав российской интеллигенции начинает резко изменяться. Ядром этой социальной группы стали молодые рабочие и крестьяне, получившие доступ к образованию. Новая власть сознательно проводила политику, облегчавшую получение образования выходцами "из трудящихся". Этическая составляющая в определении интеллигенции отошла на задний план, под "интеллигенцией" стали понимать всех "работников умственного труда" - социальную "прослойку". В советский период произошли существенные изменения также и в отношениях между интеллигенцией и властью. Деятельность интеллигенции была взята под строгий контроль. Советских интеллигентов обязывали пропагандировать "единственно верную" коммунистическую идеологию (либо, как минимум, демонстрировать лояльность к ней). Но при все этом в стране все-таки оставались, те, кто пытался отстаивать свою творческую деятельность (примером могут служить А.Ахматова, И.Бродский). В 60-ых годах появляется диссидентское движение, которое, по сути, выступало как оппозиция.

В России 1990-х интеллигенция получила свободу самовыражения, однако многие лица умственного труда столкнулись с резким понижением своего уровня жизни, что вызвало их разочарование в либеральных реформах и усиление критических настроений. С другой стороны, многие выдающиеся интеллектуалы смогли сделать карьеру и продолжали поддерживать либеральную идеологию и либеральных политиков. Таким образом, постсоветская интеллигенция оказалась расколота на группы с различными, во многом полярными позициями. В конце 1990-х в российской науке возникло "интеллигентоведение" как особое направление межнаучных гуманитарных исследований. На базе Ивановского государственного университета действует Центр интеллигентоведения, изучающий интеллигенцию как феномен российской культуры.

Русская интеллигенция стоит на великом, идейном и волевом распутии. У обрыва, у бездны пресеклась ее прежняя дорога: нельзя идти далее в том же направлении. Есть лишь крутой поворот в сторону, на новые, спасительные пути; и есть скользкие, обрывающиеся тропинки-на дно... Надо понять и выбрать; решить и идти. Но нельзя выбирать долго: сроки коротки, а время идет. Или вы не слышите, как зовет Россия? Или вы не видите, как развертывается и назревает мировой кризис? Поймите же: Россия должна быть освобождена и очищена до того, как мировой кризис назреет и разразится!..

Не раздумье опасно, а безволие; не самоуглубление, а нерешительность. Русской интеллигенции есть над чем задуматься; и без религиозного и духовного самоуглубления ей не найти верного исхода. Честно и мужественно она должна сказать себе, что революционное крушение русского государства есть прежде всего ее собственное крушение: это она вела и она привела Россию к революции. Одни вели сознательною волею, агитацией и пропагандой, покушениями и экспроприациями. Другие вели проповедью непротивленчества, опрощения, сентиментальности и равенства. Третьи - безыдейною и мертвящею реакционностью, умением интриговать и давить и неумением воспитывать, нежеланием духовно вскармливать, неспособностью зажигать свободные сердца... Одни разносили и вливали яд революции; другие готовили для него умы; третьи не умели (или не хотели) растить и укреплять духовную сопротивляемость в народе...

Здесь все должно быть мужественно додумано до конца и честно выговорено. Горе упрямым и трусливым! Позор самодовольным лицемерам! Беспристрастная история заклеймит их как слепцов и разрушителей, а восстановление России будет обусловлено вымиранием их поколения...

Ныне русская интеллигенция или задавлена и обессилена в стране, или извергнута из России, или погублена революционерами. Не в суде над нею дело, хотя каждый из нас всегда призван к суду над самим собою. Не обвинять нам надо друг друга, хотя прозреть и обновиться сможет лишь тот, кто сумеет найти и свою собственную вину в событиях. Мы не ищем "обвинения"; но мы не можем замалчивать правду, ибо правда необходима сейчас России, как свет и воздух...

Зоркий и честный диагноз есть первая основа лечения. Но этот диагноз должен быть не клеймящий, а объясняющий. И те, кто ныне особенно склонен к клейму и злопыхательству, пусть помнят, во-первых, что они сами пребывают на скамьи подсудимых; во-вторых, что умственные и духовные течения слагаются медленно и бывают устойчивы, как психоз, так что не подчиняться им и плыть против течения могут только исключительно сильные натуры; и в-третьих, что ныне нам дан новый исторический опыт, которого не имели наши отцы. Отвергать людей надо не за их прошлые неудачи или заблуждения, а за их нынешнее злостное нежелание прозреть...

Я говорю совсем не об "отцах" и "детях". И перед революцией были мудрые и сильные отцы; они имеются у нас и теперь - это наш кладезь государственного опыта, залог и гарантия того, что мы идем по верному пути. А молодежь и перед революцией вопила, что она "понимает все лучше отцов"; и вот - довопилась... Только ослепленные и одержимые не мудреют с годами; только гению дается сразу, от молодых ногтей, семь пядей во лбу. И всегда так было, и всегда так будет, что юная самоуверенность чревата бедою.

Итак, я говорю совсем не об "отцах" и "детях" ...

Да, одна из причин революции - в настроении ума и в направлении воли русской интеллигенции. Вся беда в том, что русская интеллигенция неверно поняла свое предначертание и свою задачу в жизни России и потому не нашла своего органического места и не делала своего органического дела в стране. Мы говорим не о служилом, военном и гражданском кадре, который всегда был богат сильными и верными людьми, а о партийных (левых и правых) "политиках" и о заражавшейся от них обывательской массе. Эта интеллигенция делала обратное своему призванию и не только не строила здоровый дух русской государственности, но вкладывала свои усилия и свой пафос в его разложение. Отсюда ее органическое бессилие в час испытания и беды, ее растерянность, ее поражение и крушение.

В час испытания и беды, в час изнеможения, уныния и соблазна масса простого русского народа пошла не за русской интеллигенцией, а за международной полуинтеллигенцией; пошла не спасать Россию, а губить ее; пошла не к национально-государственной цели, а к частному обогащению; изменила русской и православной идее и предалась нелепой и кощунственной химере. Это есть исторический факт, которого нельзя вытравить из истории России, но который наше поколение обязано осмыслить до конца; осмыслить и сделать из него волевые выводы для будущего...

Этот неоспоримый исторический факт есть сам по себе приговор. Совсем не потому, что простой народ будто бы "всегда и во всем прав" или что дело интеллигенции - только прислушиваться к его желаниям и угождать ему; все это лживые и льстивые, растленные слова, извращающие дело в самом корне; но потому, что задача интеллигенции состоит именно в том, чтобы вести свой народ за национальной идеей и к государственной цели; и образованный слой, не способный к этому, всегда будет исторически приговорен и свергнут. Но при этом интеллигенция не смеет слагать с себя вину и возлагать ее на простой народ. Ибо если народ "темен", то это не его "вина", это творческая, но еще не разрешенная задача национальной интеллигенции; и если в народе живут и вскипают дурные страсти, то к облагорожению и направлению их и призван национальный образованный слой. Воспитатель, жалующийся на своего воспитанника, должен начать с самого себя; да и не русскому интеллигенту, хотя бы в раздражении и растерянности, поносить добрую, терпеливую и даровитую душу русского простого человека...

Если масса простого русского народа пошла не за своим национальным образованным слоем, а за чужеродными, интернациональными авантюристами, то причину этого русская интеллигенция должна искать прежде всего в себе самой. Это значит, что она не была на высоте и не справилась со своею задачей. Пусть левые и правые партии взаимно обвиняют теперь друг друга; пусть они спорят о том, кто погубил больного - эконом-управитель, заставлявший его перенапрягаться в работе при дурном питании, или недоучка-фельдшер, отравлявший его ядами и заражавший его бактериями. Нам, ищущим правды и верных решений для будущего, надо установить, что обе стороны шли по ложным путям, обе вели к погибели, и что впредь необходимо делать обратное в обоих отношениях.

Русская интеллигенция не справилась со своей задачей и довела дело до революции потому, что она была беспочвенна и лишена государственного смысла и воли.

Эта беспочвенность была одновременно и социальною, и духовною: интеллигенция не имела здоровых и глубоких корней в русской народной толщи, но она не имела их потому, что ей нечего было сказать русскому простонародью такого, что могло бы зажечь его сердце, увлечь его волю, озарить и покорить его разум. Русская интеллигенция в своей основной массе была религиозно мертва, национально-патриотически холодна и государственно безыдейна. Ее "просвещенный" рассудок, вольтериански опустошавшийся и материалистически отравлявшийся в течение нескольких поколений, тянул к отвлеченному доктринерству и отвращался от религии; он разучился видеть Бога, он не умел находить Божественное в мире и именно потому он перестал видеть Божественное в своей родине, в России. Россия стала для русской интеллигенции нагромождением случайностей, народов и войн; она перестала быть для нее историческою национальною молитвою, или живым домом Божьим. Отсюда это угасание национального самочувствия, эта патриотическая холодность, это извращение и оскудение государственного чувства и все связанные с этим последствия - интернационализм, социализм, революционность и пораженчество. Русская интеллигенция перестала верить в Россию; она перестала видеть Россию в Божьем луче, Россию, мученически выстрадывавшую свою духовную самобытность; она перестала слышать священные глаголы России, ее священное пение в веках. Россия перестала быть для нее религиозною проблемою, религиозно-волевым заданием. Кого же она могла воспитывать и куда она могла вести? Утратив веру и Бога, она утратила священный смысл своей родины, а вместе с тем и самую родину в ее истинном и великом значении; от этого ее государственное разумение стало пустым, плоским и безыдейным. Она утратила религиозный смысл государственного строительства и тем в корне извратила свое правосознание. Ее душа стала духовно беспочвенною.

Но именно отсюда возникло ее беспочвенное положение в пределах ее собственного народа.

От Бога и от природы русский народ одарен глубоким религиозным чувством и могучим политическим инстинктом. Богатства его духовных недр могут сравниться только с богатствами его внешней природы. Но эти духовные богатства его остаются подспудными, нераскрытыми, как бы неподнятою и незасеянною целиною. На протяжении веков Русь творилась и строилась инстинктом, во всей его бессознательности, неоформленности и, главное, удобосовратимости. Страсть, незакрепленная силою характера, всегда способна всколыхнуться, замутиться, соблазниться и рвануться на ложные пути. И спасти ее только и может, по глубокому слову Патриарха Гермогена, "неподвижное стояние" в правде народных вождей.

Русский народ, по заряду данных ему страстей и талантов и по неукрепленности своего характера, всегда нуждался в сильных и верных вождях, религиозно почвенных, зорких и авторитетных. Эту особенность свою он сам всегда смутно чуял и потому всегда искал себе сильных вождей, верил им, обожал их и гордился ими. В нем всегда жила потребность найти себе опору, предел, форму и успокоение в сильной и благой воли призванного к власти повелителя. Он всегда ценил сильную и твердую власть; он никогда не осуждал ее за строгость и требовательность; он всегда умел прощать ей все, если здоровая глубина политического инстинкта подсказывала ему, что за этими грозами стоит сильная патриотическая воля, что за этими суровыми понуждениями скрывается большая национально-государственная идея, что эти непосильные подати и сборы вызваны всенародною бедою или нуждою. Нет пределов самопожертвуемости и выносливости русского человека, если он чует, что его ведет сильная и вдохновенная патриотическая воля; и обратно-он никогда не шел и никогда не пойдет за безволием и пустословием, даже до презрения, до соблазна шарахнуться под власть волевого авантюриста.

Русская предреволюционная интеллигенция не имела за душою того, что могло пробудить и повести за собою этот здоровый государственный инстинкт простого народа. Лишенная в самой себе духовной почвы, она не могла приобрести и общественно-политической почвы в массах; оторвавшаяся от Бога, разучившаяся строить и поддерживать монархическое правосознание, применившаяся к классовым интересам и утратившая от этого национально-государственный смысл, она не имела великой национальной идеи, способной зажигать сердца, заряжать волю и покорять умы; она не умела верно стоять, бодро идти и крепко вести; она утратила доступ к святилищу народной совести и народного патриотизма; и, суетясь на "политической" поверхности, она была способна только подрывать веру народа в спасительность монархии, правопорядка и частной собственности. Перед революцией у нас не было интеллигенции, способной к волевому воспитанию народа; у нас были только "обучавшие учителя", снабжавшие учеников "сведениями"; и наряду с этим-демагоги слева, успешно мобилизовывавшие вокруг себя чернь для переворота, и демагоги справа, не умевшие сделать даже и этого.

То, что интеллигенция говорила простому народу, будило в нем не совесть, а бессовестность; не патриотическое единение, а дух раздора; не правосознание, а дух произвола; не чувство долга, а чувство жадности. И могло ли быть иначе, когда у интеллигенции не было религиозного восприятия родины, не было национальной идеи, не было государственного смысла и воли. Ключ к глубокому и здоровому инстинкту русского простого народа, ключ к его живому духу был потерян; а доступ к его низким, жадным и свирепым влечениям был открыт и легок.

Так случилось, что инстинкт национального самосохранения иссяк в русской интеллигенции и потому она оказалась неспособною будить инстинкт национального самосохранения в русских массах и вести их за собою. Русский образованный слой глотал европейскую культуру, не проверяя ее выдумки и "открытия" - ни глубиною религиозной, христианской совести, ни глубиною национального инстинкта самосохранения. Умственные химеры и противоестественные утопии Запада пленяли его беспочвенную душу, не сдержанную спасительным внутренним упором здорового инстинкта, этого великого учителя в вопросах жизненного реализма и политической целесообразности, а слепое доверие к рассудку и освободившийся в безрелигиозной душе запас фанатизма превращали эти утопии и химеры в какое-то противоестественное и безбожное "евангелие" для массы. И весь этот блуд и бред нуждался только в воле, чтобы возникла волевая одержимость большевицкой революции.

В таком состоянии русская интеллигенция не могла вести русское дело, не могла строить Россию.

Потеряв живое отношение к Богу, она исказила свое понимание христианства, сведя все к животной сентиментальности, к социализму и отрицанию национального начала. Этим она потеряла орган для русского дела, ибо русское дело есть сразу дело религиозное, национальное и государственное; и тот, кто упускает хотя бы одну из этих сторон, тот упускает все сразу.

Вместе с тем, следуя рассудку, материализму и западным теориям, она извратила свое понимание человеческой природы и народной жизни. Она как бы ослепла и оглохла для того, что говорит голос инстинкта, голос органической целесообразности, голос духа, голос личности, голос национальности. Все распалось для нее на механические составные части и на механические законы. Тайна живого, органического единения и творчества ушла от нее, стала ей недоступна: народ распался для нее на своекорыстные "атомы" и "классы", на "угнетателей" и "угнетенных"; и смысл великой, национальной, органической и духовной совокупности, строившей себя в веках и именуемой Россией, стал для нее мертвым звуком...

Так случилось, что русская интеллигенция инстинктом и разумением своим отделилась от русского простого народа и сознательно противопоставила себя ему. Она перестала чувствовать его своим народом, а себя - его интеллигенцией. Она перестала ощущать свое единое с ним национальное "мы"; она разучилась видеть в себе национально-волевой орган единого русского народа, призванный воспитывать и обязанный вести; она сама себя измерила и оценила плоским мерилом социалистической морали и, измерив, осудила; она уверовала в физический труд и потеряла веру в святыню духовного творчества, и, почувствовав свою мнимую "вину" перед простым народом, пошла "вещать" ему трупную "мудрость" безбожия и социализма. Она понесла ему начала духовного тлена и разложения, религию раздора и мести, химеру равенства и социализма. И весь этот бред и блуд ждал только сильной воли для того, чтобы большевицкая революция завладела страною...

Сущность русской революции состоит в том, что русская интеллигенция выдала свой народ на духовное растление, а народ выдал свою интеллигенцию на поругание и растерзание. И конец революции придет тогда, когда русская интеллигенция и русский народ возродят в себе верную глубину религиозно-национального инстинкта и воссоединятся, когда интеллигенция докажет, что она не только не изменила волю национальной идеей, но что она умеет умирать за нее и за национальную власть, а народ убедится в том, что интеллигенция необходима ему именно как носительница национальной идеи, как строительница здоровой и великой национальной государственности.

Видим и верим, что час этот близится. Верим и знаем, что кончены духовные блуждания русской интеллигенции, что ей предстоят впереди волевые свершения и духовные достижения, ибо великий народ велик прежде всего в своих вождях и творцах. В беззаветной любви к национальной России найдут друг друга русские люди; по этой любви они узнают друг друга и восстановят свое доверие и единство...

1. Что мы понимаем под русской интеллигенцией?

Если проанализировать способы употребления и смысловые контексты употребления слова "интеллигенция" в современной философской публицистике, то обнаруживается ряд кругов бытия обозначаемых данным словом носителей интеллектуально-духовного начала русской социальной и культурно-исторической жизни.

В первом круге мы обнаруживаем действительных интеллектуалов для которых высшей ценностью является рациональная мысль и которые выполняют эту мысль в актах своего сознания и социального действия. Рациональная мысль, для тех кто верит в её силу и осуществляет её, является средством и способом просветления, упорядочивания и оформления "хаотичного" и "темного" потока русской жизни, средством трансформации русского "хаоса" с его предсказуемой непредсказуемостью в порядок оформленного и предсказуемого, конструируемого в рациональном проекте "цивилизованного" бытия. Основное препятствие для осуществления "рационального проекта" представители этого круга интеллигенции видят в ценностно-смысловом строе и устое душевно-духовной жизни русского человека,т.е.,по сути, во всей русской исторической духовной и государственной традиции. Рациональная мысль отказывает в рациональности примату любви и совести над волевым напором и прагматическим расчетом,бескорыстного созерцания истины и красоты над активно-действенным оформлением практической жизни в целях повышения её комфортности и удобства, внутренней свободы духовного самостояния над внешней свободой игры "по правилам",т.е. в конечном счете, примату вечного над временным, горнего над дольним.Для носителей рационализирующей мысли желательно превратить русскую традицию в историческую пустыню, подвергнуть русскую душу логико-калькуляционному и принудительно-волевому оформлению по протестантско-католическому образу Запада. Данный круг русской интеллигенции духовно делит традицию П.Могилы, Феофана Прокоповича , П.Чаадаева , А.Богданова с его социальным конструированием и т.д.

Во втором круге мы обнаруживаем тех, ко мнит себя носителем рациональной мысли, но не обладает для этого ни должной образованностью, ни должной способностью суждения. Типологическую характеристику данного круга можно найти в знаменитых "Вехах", в работах Ивана Ильина . Носитель квазирациональной мысли "не знает и не имеет ничего, но отнюдь не знает где кончается его знание и умение. Он не имеет своих мыслей, но застращивает себя и других чужими, штампованными формулами, а когда он пытается высказать что-нибудь самостоятельное, то сразу обнаруживает свое убожество." Интеллигенты этого типа верят, что жизнь можно свести к некой универсальной формуле ("свободный рынок", "демократия", "частная собственность", "капитализм", "социализм" и т.д.) и рассчитать "прогрессивный" путь жизни - "столбовую дорогу цивилизации". В этой вере они похожи на интеллигентов первого круга. Однако, если последние творят рациональный проект жизни, рассчитывают формулы, ставят цели, то квазирационализаторы лишь слепо повторяют созданное действительными носителями рационализации бытия, т.е. являются духовными эпигонами и духовными кастратами. Если носители рациональной мысли в её несвязанности совестью, праведностью, любовью, жертвенность-Бесы, то "мнящие" - "мелкие бесы", сподручные.

В круге третьем мы обнаруживаем тех людей,которых на Руси издревле называли пророками, праведниками,святыми, правдолюбцами, "не от мира сего" и т.д. Они являются носителями всеобщей совести народа, артикуляции народного духа, являются как бы зеркалом народной души и духа. В этом "зеркале" народ видит свою собственную, скрытую от него в повседневном труде и заботе, потаённую суть, видит свой исторический замысел, свой сокрытый в суете будней духовный столп, который держит народ в его самости, как живой духовный, экономический, социальный, политический, культурный организм. Интеллигенты данного круга длят внутри себя традицию автора "Слово о полку Игореве ", Александра Невского, Сергия Радонежского, патриарха Гермогена, Протопопа Аввакума, патриарха Тихона Русские святые , Ф.Достоевского, А.Солженицина и др. Суть традиции - живое сознание того, что не в силе Бог, а в Правде, что жить надо по совести, а не кривдою и воровством.

2. Что мы понимаем под Русской идеей?

Каждый народ, каждая нация имеет свою идею. В народной, национальной идее оформляется духовная и историческая самость народа, его глубинные душевно-духовные архетипы, его бесконечные цели и задачи, его безусловные ценности на которых он стоит и, потеряв которые, низвергается в историческое небытие. Каждая национальная философия, если она не подвергла себя самооскоплению, духовно-интуитивно схватывает, категориально оформляет и логико-знаково выражает и артикулирует Идею своего народа, как почву и исток своей собственной духовной интуиции, категоризации и артикуляции универсума бытия мира, истории, личности. Вся традиция русского философствования, по сути, есть выговаривание русской идеи, осмысление русского духовного истока и почвы как своего начала пути к универсальному бытию, к всечеловеческому, всеединому - к Богу.

Если попытаться суммировать вы-говоренное, то,по нашему мнению, можно выявить в русской идее ряд смысловых центров, образующих её архитектонический остов. К этим смысловым центрам принадлежат:

I. Идея соборности бытия в его космической, исторической и личностной явленности.

В свою очередь соборность понимается многоуровнево:

1) Уровень молчаливо-потаённой органической соборности, как неслитного единства, целостности в которой каждый орган связан с другим и со всем целым, выражает в себе целое. Органическая соборность (иногда её называют инстинктивно роевой) есть как бы пред-почва, материнское лоно всех других зримых явленностей космоса, истории, личности. В органической соборности есть нераздельное различие, цельность, самость, внутренняя жизнь, но нет света разума, гласа духа, свободы воли.

2) Внешняя, принудительно-необходимая соборность. Это собор, связь, которая как бы вносится, внедряется из вне в предстоящий носитель единства(закона, нормы, порядка) хаотический, неоформленный материал как морфе в гиле. Логическая система (дискурс), построенная как логическое исчисление, бюрократическая иерархия, технические системы - всё это примеры данной соборности. Она не возникает сама собой из своей праформы и глубины в творческом акте самовыявления, т.е. не конституируется, а конструируется внешним творческим актом и принуждением.

3) Свободная зрячая соборность осознанного духовного, телесноличностного, социального единения на основе внутреннего самоопределения, самопостроения, самовыявления разными "Я"-субъектами своего единого духовного, исторического, природного истока, примодиальной почвы в которой(как в солнце лучи) онтологически собираются неповторимые и индивидуальные лики и судьбы каждой личности, каждого народа, нации, культуры, цивилизации. Для русского человека, русского духа православной святоотеческой традиции этим онтологическим истоком является Бог и его земная самоданность в образах Истины, Добра, Любви, Красоты, Свободы - всем нетленном, вечном, чистом, сакральном. Для русской души, если нет в ней вечного, чистого, абсолютного, то - всё (Ф.Достоевский) дозволено. Бог умер? Значит - сам себе хозяин, что хочу, то и ворочу, правда становится кривдой, кривда - правдой, мразь - уважаемым человеком, насильник - сильной личностью, бессовестность - добродетелью, бесчестие - подвигом. Эта свободно зрячая, духовная соборность в вечном и абсолютном, в совести и чести, истинном и прекрасном, (дана как соборность в горнем)(соборность в горнем дана) - как отмечают почти все русские философы и богословы русской традиции греко-византийской, апостольской, православной Церковью. В русской душе Бог как Истина, Любовь и Свобода (С.Л.Франк) нашел свой алтарь, в русском народе купину неопалимую, в русском государстве твердь державную. Опоганим алтарь, в стяжательстве и зависти забудем о купине, впустим ворога в твердь - погибнем как русские люди, превратимся в космополитическую пыль на ветру и уйдем в мрак небытия.

4) Личная соборность.

Личная соборность - это сбор, единение всех личных душевных и духовных сил и способностей в единую "точку сердца"(исихазм) для создания синергетического эффекта концентрации духовной энергии в целях просветления своей глубинной корневой основы, выхода в исток и столпкоторый тебя держит и объединяет твоё "Я" с другим "Я", твою душу с другой душой, с Богом(Г.Палама). Здесь нисходя духовной, душевной, физическителесной силой собора в глубь, к первому и последнему основанию своей личности мы выходим за границы своей единичной субъективности, выходим к душам других "Я", к душе народа, человечества, мира, восходим к Абсолютному началу - Богу. Трансцедентальное оказывается тождественно трансцедентному. Нисхождение оказывается восхождением.

II. Идея Руси как алтаря и храма божественной Правды, Христовой вести, как неопалимой купины Совести, - голос которой не хотел бы слышать, а не сможешь не слышать, суровый лик которой не хотел бы видеть, а не сможешь не видеть, Свет которой хотел бы загнать в подполье души, ан нет - не можешь, а ежели смог, то Русь уже не Русь, русский не русский.

III. Идея Руси как державной тверди и бастиона, не позволяющей кривде, ворам и ворогам потушить огонь Христовой Правды, загадить, опошлить, надсмеяться над Совестью, поставить на алтарь золотого тельца, а вокруг рожи кривды, воровства, гордыни, бездушия и бессовестности эгоистического расчета. Это идея противления злу и бесчестию силою (И.Ильин), т.е. идея ИМПЕРИИ не дающей народам поддаться бесам зла и зависти, бесам гордыни и эксплуатации других народов, империи как семьи, собора народов по истории и духу.

3. Что мы понимаем под либерализмом?

Начиная с латинского смысла слова "либерализм" становится ясно, что суть либерализма заключается в утверждении человеческой свободы. В этом значении либералами являлись Будда, Христос, Маркс, Платон, Сократ, Конфуций. Однако, почему-то современные адепты либерализма ни Будду, ни Христа, ни Платона, ни Конфуция, ни Маркса своими не считают и более того даже дистанцируются от них и противополагают себя им. Действительно, если обратиться к истории выявления личной свободы в культурно-цивилизационном процессе становления человечества, то, несомненно, первым этапом является буддизм. Последний схватывает, узревает негативную сторону свободы как отречения актом воли и сознания от внешнего природного бытия и ухода в Нирвану, в молчаливое Ничто. Вторым шагом в выявлении свободы является софистика древних греков, где тоже отрицается самостное значение внешнего бытия, но утверждается значи мость единичной воли и сознания индивида: человек есть мера всех вещей (Протагор). Здесь - отмечает В.Соловьёв - мы впервые сталкиваемся с безусловной абсолютизацией человеческого самомнения, которое ощущает в себе силу и энергию овладеть любым содержанием, не имея в себе никакого содержания. Следовательно, в софистической трактовке свобода - это акт наделения внешнего бытия смыслом, значением по воле субъекта не знающего ни вне себя, ни в себе никаких ограничений. Это свобода как своеволие, самочинство. В так понятой свободе значимость индивида равна величине того, что он подчинил своей воле, над чем он установил свой личный чин. Индивид, оторвав себя от природы как истока и почвы, не найдя опоры в своём внутреннем и нетленном, не временном, находит опору в захваченном, присвоенном внешнем бытии, т.е. вырабатывает некий вампиристский способ жизни.

Полная и завершенная свобода заключается в самовыявлении человеческим индивидом своего внутреннего безусловного содержания, того вечного и нетленного, той основы на которой он сможет создать "дом" своего бытия не опасаясь, что дом стоит на песке, что бесследно канет в лету вместе с личной душой и духом. Задача состоит в том, чтобы удержать и расширить эту нетленную основу личного душевно-духовного бытия как абсолютного, непоколебимого никем и ничем, столпа своей собственной самости, своей внешнемирской свободы. Такова сократо-платоновская традиция, которая и легла в основание христианства и которая не была востребована в новое время, когда и оформилась новоевропейская традиция либерализма.

Либерализм в своём новоевропейском оформлении является порождением духа буржуазности и духа протестантизма с их чувственно-телесной, по сути, материалистической направленностью, с расчетливым практицизмом и стремлением всё и вся калькулировать (М.Хайдеггер), с их эгоистическим своеволием "избранных" (М.Вебер). В новоевропейском либерализме - такой только и признаётся его российскими поклонниками - происходит синтез софистического понимания свободы, как жизни по своей воле и своим желаниям, материалистического гедонизма, протестанского рационализма и практицизма, страсти к богатству и власти как самоудостоверенности в своей личной избранности. Поэтому, в новоевропейскую традицию либерализма априорно входит идея свободной борьбы за успех, власть, богатство, идея безусловной неотчуждаемости завоёванного иначе как по рационально-установленным правилам свободной конкуренции, т.е. входит идея частной собственности. Частная собственность выступает для новоевропейского либерала основанием и мерой человеческой самости, независимости, т.е. свободы. Свобода для либерала коренится - как действительность - в частной собственности, в обладании и волевом распоряжении. Без частной собственности человек лишь потенция, которая ничем не наполнена, есть, по сути, действительное ничто (К.Маркс). В борьбе за частную собственность в форме вещи или власти нет абсолютных, сакральных запретов, есть лишь релятивные как компромис с целью личного самосохранения (Т.Гоббс). Поэтому для либерала истина, честь, совесть, справедливость релятивные ценности, за которыми, в действительности, скрывается эгоистический интерес слабого в конкурентной борьбе за вещи и власть (Ф.Ницше) или эгоистический интерес сильного желающего сохранить присвоенное от объединённых слабых (Э.Фромм). Новоевропейский либерализм есть, следовательно, синтез эгоистического своеволия, материалистического гедонизма и рационалистического (калькулирующего) нигилизма.

4. Какова судьба либерализма в России?

Если в России будет осуществлен рациональный проект носителей рациональной мысли, если квазирационализаторы своей слепой верой в устройство мира по "формулам" станут рычагами (А.Яшин) интеллигенции первого круга, то новоевропейский либерализм станет способом исторического бытия России, но ценой забвения или уничтожения Русской идеи с ее направленностью на вечное и абсолютное, на чистое и нетленное - истину, Совесть, Любовь, Добро - на Бога. Тогда, да, всё дозволено (что выгодно и лично безопасно), тогда наслаждайся, тогда свобода сильного - быть всадником, а свобода слабого быть лошадью, тогда всё относительно и ответственность и личная свобода - тоже! Тогда русский перестаёт быть русским, но не станет ни европейцем ни азиатом, он станет в среднем роде - Оно (man), будет жить в исторической пустыне чужой жизнью в чужих формах. Он превратит великую Россию в сотни маленьких "Швейцарий" , но без швейцарской истории и самости, без швейцарской гордости и свободолюбия. Он (новый россиянин) будет желать потребительского рая, но заплатит за него жалким статусом энергетического, сырьевого и трудового придатка Запада, отстойника совокупных нечистот "цивилизованного" общества. Участь - достойная русских либералов и народа, пошедшего за слепыми поводырями без света Истины в глазах и Бога в душе.

Если народ пойдёт за праведниками, правдолюбцами,"не от мира сего", если в душе его будет сиять купина неопалимая Правды, Совести, Любви, Красоты, Добра, если душа его будет свободна для милосердия, бескорыстия, чести, верности, служения высшим ценностям - горнему, то новоевропейским либеральным ценностям места в России нет, они развеются как пыль и прах по ветрам истории.

____________________

Ильин И.А. Зависть как источник бедствий. - в кн.О грядущей России. М., 1993г.

ФЕДЕРАЛЬНОЕ АГЕНТСТВО ПО ОБРАЗОВАНИЮ

Озерский технологический институт

(филиал)

ГОСУДАРСТВЕННОГО ОБРАЗОВАТЕЛЬНОГО УЧРЕЖДЕНИЯ ВЫСШЕГО ПРОФЕССИОНАЛЬНОГО ОБРАЗОВАНИЯ

«Московский инженерно-физический институт

( государственный университет)»

(ОТИ МИФИ)

Кафедра: Гуманитарных дисциплин

РЕФЕРАТ

по дисциплине «ОТЕЧЕСТВЕННАЯ ИСТОРИЯ»

Судьба интеллигенции.

Для начала необходимо определиться с историей и этимологией этого термина. Итак, интеллигенция (лат. intelligentia – понимание, познавательная сила, знание) – общественный слой людей, профессионально занимающийся умственным, преимущественно сложным, творческим трудом, развитием и распространением культуры. Само слово «интеллигенция» ввёл в употребление писатель П.Д. Боборыкин, который в 1866 году определил таким образом «высшим образованным слоем общества». Из русского понятие перекочевало в другие языки. Краткий Оксфордский словарь определяет интеллигенцию как «ту часть народа (в особенности русского), которая стремится к независимому мышлению». Данный термин в современном его понимании существует только в русском языке. На Западе существует параллельное определение «интеллектуал», которое в русском понимании имеет совершенно иное значение.

Во многом интеллигенция возникла во времена Петра I, когда страна стала европеизироваться. В это время в Россию стало активно проникать масонство, и само возникновение интеллигенции как общественной прослойки нередко связывают именно с ним. Данной позиции придерживаются такие авторы как И. Солоневич, Б. Башилов, А. Селянинов, Н. Марков, В.Ф. Иванов. Определяет интеллигенцию как «малый народ» и группу, имеющую определённую связь с еврейством, И.Р. Шафаревич в своей известной работе «Русофобия».

Своё назначение русская интеллигенция усматривала в воздействии на власть всеми доступными средствами, будь то критическая публицистика, художественное и научное слово, многочисленные акции общественного неповиновения. Основной целью она считала полностью уничтожить, либо модернизировать монархию, лишив её нравственного и духовного смысла (во многом исполняя решения многочисленных масонских лож по ликвидации «законной» русской власти).

В итоге, все эти действия интеллигенции неизбежно привели к дистанцированию ее как от государства, так и от народа. Как, отмечал Г.П. Федотов, интеллигенция, подобно еврейству, «максимально беспочвенна, интернациональна по сознанию и необычайно активна». Кроме этого, в своей статье «Трагедия интеллигенции» он выделяет основные признаки этой группы – «объединяемая идейностью своих задач и беспочвенностью своих целей».

В то же самое время, крушение многовековой русской государственности как в 1917, так и в 1991 годах, к чему так яростно стремилась передовая интеллигенция, стало, в итоге, в значительной степени и её крушением.

Идеализированное представление об интеллигенции и её социальных функциях были подвергнуты резкой критике такими великими деятелями русской культуры, которых нельзя, как вполне резонно считает Б. Башилов, причислить к «ордену русской интеллигенции», как А. Пушкин, Н. Гоголь, славянофилы, А. Григорьев, Ф. Тютчев, Н. Данилевский, Ф.М. Достоевский, К. Леонтьев, А. Фет, А. Майков, Ю. Говорухо – Отрок, В. Розанов, Л. Тихомиров, В. Эрн, М. Меньшиков, И. Ильин, Иван Солоневич, Л.Н. Гумилёв и др.

Известно, что Аполлона Григорьева передовая интеллигенция исключила из своих рядов, из-за того, что русский критик стал защитником русских форм жизни и нравов. А поэта А. Блока за статью, написанную в поддержку русского мыслителя в 1916 году, многие символисты, входящие в этот орден (З. Гиппиус, Д. Мережковский, Д. Философов и др.), моментально обвинили в черносотенстве и объявили ему бойкот, перестав печатать.

Ф. Тютчев в одном своём стихотворении пишет, обращаясь к либералам, типичным представителям интеллигенции: «Напрасный труд, нет, их не вразумишь... Чем либеральнее, тем они пошлее...». Сам Тютчев на протяжении ряда лет исследовал причины русофобии (в том числе, и причины ненависти русских интеллигентов к своей стране). Он надеялся, что враждебность Запада к России во многом отрезвит наших людей. Так, в письме к П.А. Вяземскому, написанному во время европейских революций, читаем: «Вот почему враждебность, проявляемая к нам Европой, есть, может быть, величайшая услуга, которая она в состоянии нам оказать. Это положительно, не без промысла». Однако, по прошествии лет, оценивая состояние общества после реформ 60-х годов, Тютчев видит малоподвижность изменения в общественном сознании.

Подтверждением этого является фраза из письма поэта к родным, которое было написано в 1867 году. Ее цитирует В.В. Кожинов в своей книге «Судьба России: вчера, сегодня, завтра» (1997). Тютчев писал: «Можно было бы дать анализ современного явления, приобретающего всё более патологический характер. Это русофобия некоторых русских людей – кстати, весьма почитаемых. Раньше (т.е. во времена Николая I – Прим. С.Л.) они говорили нам... что в России им ненавистно бесправие, отсутствие свободы печати и т.д., и т. П., что, потому именно, они нежно любят Европу, что она бесспорно обладает тем, чего нет в России... А что мы видим ныне? По мере того как Россия, добиваясь большей свободы, всё более самоутверждается, нелюбовь этих господ только усиливается».

Великий русский писатель Николай Гоголь за великолепные религиозные статьи и трактаты «Авторская исповедь», «Избранные места из переписки с друзьями» и «Божественная литургия» был подвергнут бойкоту со стороны яркого представителя интеллигенции В. Белинского и его последователей.

В «Переписке с друзьями» Гоголь призывает своих, ставших интеллигентами-космополитами, соотечественников осознать самих себя, свою национальную душу, свою русскую сущность и своё православное миропонимание, сделав то, к чему он так тяжело шёл всю свою жизнь. Всё неустройство русской жизни, считает Гоголь, происходит оттого, что русский образованный класс перестал ценить то великое, духовное сокровище, которое всегда ценил русский народ – Православие. Интеллигенцию же, чтобы она понимала свою страну, он призывал «проездиться по России», ибо этот слой, живя в стране, «её не знает». «Великое незнание России посреди России», – таков неутешительный вердикт русского писателя и патриота.

Известный русский публицист и издатель М.Н. Катков связывает наше варварство с нашей же «иностранной интеллигенцией». В статье с одноимённым названием, написанной в 1878 году, он отмечает следующее: «Наша интеллигенция выбивается из сил показать себя как можно менее русской, полагая, что в этом-то и состоит европеизм. Но европейская интеллигенция так не мыслит. Европейские державы, напротив, только заботятся о своих интересах и не мало не думают о Европе». А на обвинения передовой интеллигенции в «недоразвитости» народа, критик парирует следующим доводом: «Наше варварство заключается не в необразованности наших народных масс: массы везде массы, но с полным убеждением и с чувством достоинства признать, что нигде в народе нет столько духа и силы веры как в нашем, а это уже не варварство... Нет, наше варварство – в нашей иностранной интеллигенции», – подытоживает своё рассуждение русский мыслитель. В итоге, после подобных выступлений, прежде «друг интеллигенции» Катков, как отметил Л.А. Тихомиров в «Концах и началах», «навсегда остался для либеральной души изменником и врагом».

Критиковал подобное явление и Н.Я. Данилевский. С его точки зрения, Россия (как «самый главный представитель славянства») должна избавиться от одолевающей её болезни, получившей у него название «европейничанье», т.е. подражательство или «обезьяниченье». Трагически воспринималась Данилевским потеря образованным русским обществом ясного понимания конкретных национальных задач, не говоря уже о метафизике национально-государственного бытия. Т.о., утратившие под ногами твёрдую почву отечественных преданий и повторяющие как «попугаи чужие слова и мысли», российские интеллигенты стали наиболее восприимчивы к любым доктринам (в основном разрушительным). Ныне эта болезнь приняла уже другие формы – американобесие.

Ф.М. Достоевский был также обеспокоен поведением «передовой интеллигенции». В своём творчестве он не раз поднимал эти вопросы, в частности в романах «Преступление и наказание», «Бесы», «Братья Карамазовы», «Подросток» и в «Дневнике писателя». В одном из выпусков «Дневника» он, с гениальной прозорливостью, предвидит все последствия подобной деятельности интеллигенции, приведшей, в итоге к революции: «Безбожный анархизм близок: наши дети увидят его... Интернационал распорядился, чтобы еврейская революция началась в России... Она и начинается, ибо нет у нас против неё надёжного отпора – ни в управлении, нив обществе. Бунт начнётся с атеизма и грабежа всех богатств, начнут разлагать религию, разрушать храмы и превращать их в казармы, в стойла, зальют мир кровью и потом сами испугаются».

Русские интеллигенты, по меткому определению К.Н. Леонтьева, самые наивные и доверчивые ко всему, что они считают новым и что имеет западное происхождение. Они являются своего рода «обезьянами прогресса». Между тем, считал он, на самом Западе в полной мере возобладал самый худший для русского мыслителя сорт людей – буржуа. Российская интеллигенция, согласно Леонтьеву только и делает, что суетится, стараясь подсунуть русскому мужику «западное просвещение», в котором он ничуть не нуждается, и оно для него является даже смертельно вредным (что подтверждает и сегодняшняя ситуация в стране). Отсюда вполне естественен разлад между мужиком, защищавшим свой естественный, сложившийся веками уклад жизни, и интеллигенцией, не знающей толком, чего она хочет. И поэтому, русский народ «интеллигенцию не любит». А раз так, то не народ должен подниматься до интеллигентского миропонимания, а сама интеллигенция до народного понимания мира, делает вполне закономерный вывод русский философ.

Упоминаемый выше Лев Тихомиров в работе «Начало и концы. Либералы и террористы» следующим образом характеризует российскую интеллигенцию, погрязшую в космополитизме: «Космополитизм нашего образованного класса должен был выродиться в нечто ещё худшее. Анархист французский или немецкий ненавидит вообще современное общество, а не специально своё – немецкое или французское. Наш космополит, в сущности, даже не космополит, для его сердца не все страны одинаковы, а всё приятнее, нежели отечество. Духовное отечество для него – Франция или Англия, вообще «Европа»». И по отношению к Западу он является его же и патриотом, а вовсе не космополитом. А сам русский интеллигент способен любить свою страну только в будущем, где от самого русского не осталось и следа».

Особое место в философском осмыслении феномена русской интеллигенции в обществе занимает сборник «Вехи», выпущенный в 1909 году, ознаменовавший смену леворадикального понимания мира. Его авторы Н. Бердяев, С. Булгаков, П. Струве, М. Гершензон, Б. Кистяковский, А. Изгоев, С. Франк предупреждали о тяжёлых последствиях для России нигилизма, интеллигентской партийной разобщённости, подавляющей нравственность, духовную свободу и суверенность личности. Однако, призывая осудить «интеллигентщину», авторы «Вех» сосредоточивались в основном на критике, а не на позитивных разработках, и потому их призыв оказался невостребованным.

Критически относился к интеллигенции и В.В. Розанов. «Не люблю и не доверяю», – так говорил он о подобных русофобски мыслящих личностях, не понимающих и не любящих Россию. В 10-х годах ХХ века Василий Васильевич уделял много внимания проблемам ненависти многих деятелей, в том числе, представителей еврейства и масонства, к России. Подобные настроения выражены в его статье «Почему нельзя давать амнистию эмигрантам?» (1913), в целом отрицательно воспринятой «передовой интеллигенцией». На вопрос, что он отрицает решительно и однозначно, Розанов прямо ответил: «Непонимание России и отрицание России». Кроме этого, Розанов выражает неприятие той духовной и общественной политической миссии, которую активно в России реализуют масоны, парламентская оппозиция (да и вообще думский парламентаризм в целом).

За эти высказывания, а также за критические материалы, связанные с судебным делом М. Бейлиса, деятели русской интеллигенции (в том числе, З. Гиппиус, Д. Мережковский, А. Карташёв) выгоняют Василия Розанова из Религиозно-философского общества, которым он прежде руководил.

Основные симптомы ненависти российской интеллигенции к России выразил и Иван Ильин. В противовес этому он предложил преодолеть эту «национальную судорогу» воспитанием новой национально мыслящей элиты, объединённой национальной идеей. Эта идея должна быть государственно-исторической, государственно-национальной и государственно-патриотической. При этом Иван Александрович сформулировал программу духовного возрождения русского народа, основанную на понимании того, что «Россия есть живой организм», который никак не поддаётся, как показал опыт ХХ века, переустройству в соответствии с некритически заимствованными с Запада идеями.

В «Наших задачах» он показывает, что возрождение России и её интеллектуального слоя состоится лишь на основе безусловного отказа от укоренившихся в её среде приобщения к «политической кривде», «политическому доктринёрству», никак не учитывающему реалии и опыт России.

Критиковал передовую интеллигенцию и Иван Солоневич. Он резко возмущался многочисленными произведениями представителей интеллигенции не понимающих и недооценивающих феномена России и русской цивилизации. «Никакие мерки, рецепты, программы и идеологии, заимствованные откуда бы ни было извне, – неприменимы для русской государственности, русской национальности, русской культуры». А сама русская мысль может быть русской только в том случае, когда она исходит из русских исторических предпосылок. Именно начиная с эпохи Петра I, считает Солоневич, и происходит окончательный духовный разрыв между народом и интеллигенцией, и их интересы резко расходятся.

Как, справедливо считает В.Ф. Иванов, передовой интеллигенции были «чужды здоровый национализм и любовь к отечеству». Т.о., противонациональными интересами была обвеяна вся её ведущая часть. В данном случае, можно говорить о том, что либеральная и социалистическая интеллигенция любила «прежде всего, весь мир, а потом уже свой народ: она любила его случайно, урывками, скрывая перед другими свои чувства, стыдясь своей любви!».

Если же говорить о сегодняшней ситуации в стране, то можно отметить, что внутренние противники России в лице нынешней передовой интеллигенции усилились и фактически захватили власть в стране под видом многочисленных движений и борцов за «права человека». Всё это привело к распаду исторической России, и сулит ещё большие потрясения оставшейся ее части. Об этом говорит и академик Игорь Шафаревич.

В недавно вышедших трёх новых книгах, Шафаревич оценивает уже нынешнюю ситуацию в стране. Как тогда, так и сейчас, Игорь Ростиславович кроме русофобии самой русской интеллигенции видит русофобию среди определённой части еврейства, которая живёт в России и намеренно разрушает её изнутри. С 60-х годов возникли так называемые «диссиденты», которые и составили основу «малого народа». Некоторые из них до сих пор выступают с русофобскими высказываниями в адрес России и русского народа.

Если раньше книги, цитаты из которых приводит академик, печатались в самиздате, то сейчас идеи, заложенные в этих книгах, в популяризированном виде ежедневно тиражируются в газетах, журналах, на телеэкране (в качестве примера можно привести многочисленные выступления таких сатириков как А. Арканов, В. Шендерович, Е. Шифрин, Г. Хазанов и т.д.). Кроме этого, русофобскими идеями проникнуты программы М. Швыдкого «Культурная революция», В. Познера «Времена» и т.д.

Сегодня, как и сто лет назад, по-прежнему остро стоит задача воспитания национальной элиты в духе патриотизма и любви к своему отечеству и Православной Церкви. А нынешним национально мыслящим интеллектуалам пора смело говорить о вышеперечисленных проблемах, не смотря на то, что же скажет на это либерально – мыслящая интеллигенция.

Используемая литература:

Русская философия. Словарь. – М:1995.

Новая философская энциклопедия. – М:2001.

Б. Башилов. История русского масонства. – М:2003.

В.Ф. Иванов. Русская интеллигенция и масонство: от Петра I до наших дней. – М:1998.

Святая Русь. Энциклопедический словарь русской цивилизации. – М:2000.

В.В. Кожинов. Судьба России: вчера, сегодня, завтра. – М:1997.

Ф. Тютчев. Пол. собр. соч. -М:2000.

Н.В. Гоголь. Собр. соч. в 9-ти томах. – М:1994.

М.Н. Катков. Имперское слово. – М:2002.

Ф.М. Достоевский. Полн. собр. соч. в 30-ти томах. Т.21-27. Л:1972-90.

Л.А. Тихомиров. Критика демократии. – М:1998.

И.Л. Солоневич. Народная монархия. – Мн:1998.

Вехи. Интеллигенция в России. – М:1991.

Н.Я. Данилевский. Россия и Европа. – Сп-б:1995.

Н.Я. Данилевский. Горе победителям. – М:1998.

И.Р. Шафаревич. Русофобия. – М:1994.

И.Р. Шафаревич. Русский народ на переломе тысячелетий. Бег наперегонки со смертью. – М:2000.